Том 7. Эстетика, литературная критика - Страница 208


К оглавлению

208

Если некоторая часть населения просто по своему невежеству, бедности не может еще заинтересоваться величайшими достижениями человечества в области искусства, то здесь радоваться нечего, и нечего апеллировать к тому, что какой-нибудь темный мордвин из Пензенской губернии не может понимать симфонии Чайковского. Поверьте, поймет, и если не он, то сын его будет ею глубоко наслаждаться. Всякие же экивоки по поводу того, что бесплатные билеты, которые раздавались в первый период революции трудящимся, продавались ими более имущим, крайне неуместны. Это случалось, случалось от голода, — это грустно, но ничего не говорит против искусства.

Заявление, что экскурсии в музеи могли дать «только пищу сатирику да руководителю экскурсии в виде небольшого акпайка», просто возмутительно. Пускай тов. Смирнов справится, какое количество экскурсий мы в настоящее время имеем. Перед этими цифрами, обнимающими сотни тысяч в Ленинграде, Москве и провинции, он должен был бы онеметь. Неужели достойно сатирика, что в каждой галерее, на каждой картинной выставке вы встретите длинные вереницы рабочих, красноармейцев, крестьян, учащихся, которые с глубоким вниманием ходят из зала в зал, иногда тут же, волнуясь, обсуждают между собою новые для них чувства и впечатления? Приводить анекдоты об отдельных неудачных растолкованиях — это, право, значит уподобиться тому крыловскому животному, которое знало барский дом только с заднего двора. Рядом с этими анекдотами есть несомненный факт колоссального оживления музеев после революции путем привлечения к ним огромных масс экскурсантов.

Далее тов. Смирнов распространяется о том, что наконец «начало пробиваться новое содержание». На деле же это было не «наконец», а с самых первых дней революции. Как раз искусство, «левое» по преимуществу, сразу вышло на улицу со своими плакатами, часто очень буйной и по-своему чрезвычайно интересной организацией празднеств и т. д. Сразу же хлынули в массы театральные агитки, правда, часто несовершенные, но очень яркие, дышавшие революцией. И если тов. Смирнов прочтет те замечательные страницы, в которых покойный Фурманов рассказывает, какую огромную роль актеры играли в какой-нибудь Чапаевской дивизии, ставя тут же создававшиеся пьесы между двумя боями, если он прочтет там, как в ответ на постановление Реввоенсовета о повышении жалованья командному составу Чапаевская дивизия ответила, что ей нужно не это, а пьесы и грим, — то ему еще раз станет немножко совестно за его далекие от жизни парадоксы.

Пропустим это и послушаем, что говорит тов. Смирнов об исканиях в деле создания этого «нового» революционного искусства. Оказывается, что приемы у всех при этом были неправильные. Часть искателей выбрала протоптанный путь, путь реализма в искусстве. А тов. Смирнов глубокомысленно замечает, что новое содержание может ведь и не вместиться в старую форму, — «никто сгоряча об этом не подумал», заявляет он.

На самом деле, конечно, ничего подобного не было. Многие, в том числе и я, защищали и теперь защищают — и, надо сказать, все более победоносно защищают — то положение, что искусство для масс не может отличаться какой-нибудь абстрактной стилизацией, искажающей живые явления, на деле окружающие людей, или совсем игнорирующей эту действительность. Мы говорим, что искусство должно по-своему претворять действительность, но не отходить при этом от нее, так как разрыв с нею — еще приемлемый для разного рода внеобщественных эстетов — делает искусство совершенно непонятным массам. Мало того, мы утверждали и утверждаем, что искусство перестает быть реалистическим во всех тех случаях, когда вообще у класса, несущего это искусство или являющегося заказчиком на него, нет живого, острого, серьезного содержания. Вместе с Плехановым мы утверждали и утверждаем, что «искусство новых классов, борющихся и строящих свою жизнь, всегда реалистично». Доказала это наша нынешняя жизнь или нет? Да, доказала. Левое искусство, изобразительное, вынуждено прийти к изображениям действительности, хотя с некоторой стилизацией. Чисто реалистическое изобразительное искусство имело огромный успех (АХРР). Далее: театры — Мейерхольда, Таирова — продвинулись к реализму. Приемы театров Малого и Художественного не только не отброшены, но, несомненно, привлекают к себе весьма большую публику (почти всегда полный зал при рабочей полосе и продаже билетов на добрую половину исключительно среди пролетариата).

Пусть т. Смирнов приведет хоть одно положение, почему новое искусство может «не вместиться в реалистическую форму». В сущности, это все равно что сказать: пролетарская мысль непременно должна быть выражаема на заумном языке, а не на унаследованном от прошлого, обыкновенном русском языке. Никогда никому из нас в голову не приходило, что этот язык, а вместе с ним все другие художественные формы не будут эволюционировать вместе с содержанием, не будут изменяться вместе с жизнью, но в основе надо исходить из реальности. Не стоит повторять здесь спора с теми, со стороны которых посыпались возражения, то есть футуристами, которые настаивали, чтобы брать у буржуазии «самое последнее» (как формулирует т. Смирнов). Все это в высшей степени легкомысленно уже потому, что реалистическое искусство мы берем, в сущности, не у буржуазии, а у боровшейся как с феодализмом, так и а наступающим капитализмом разночинной интеллигенции, прямой предшественницы самого пролетариата. Футуризм же действительно является порождением западноевропейской богемы, продуктом идейного разложения старого общества.

208